ХОРОШЕЕ КИНО

«Бегство мистера Мак-Кинли»

Загадочные сны неотступно преследуют странного мистера Мак-Кинли. Он бежит по мертвому городу, тяжкое дыхание ночного кошмара колышет сумеречную тишину, чья-то хищная рука втягивает в канализационный люк извивающуюся кошку, захлопнется крышка — и в мире жизни нет! А он пробегает мимо, прижимая к груди букет распустившихся роз, поднимается к себе в квартиру, любуется возней полудюжины своих малышей, осторожно, чтобы не разбудить жену, ставит в вазу цветы. И просыпается — в пустой квартире, одиноким холостяком, которому померещились семейные радости, окольцованные бессильным страхом. И теперь спешит наяву: наступает новый трудовой день, суматошная действительность отгоняет фантасмагории сновидений.

Уличный гул уже доносится до нас. Но в этот миг, прерывая едва начавшееся действие, на экране появляется молодой человек, одетый не для игры, в черном свитере и потертых джинсах. За его спиной тьма съемочного павильона, обратная сторона дощатой декорации, задворки кинематографа, картины нет. «Сейчас, сейчас,— деловитым тоном обращается он к нам, зрителям,— сейчас вам будет показана забавная история некоего симпатичного мистера Мак-Кинли, из которой каждый сделает выводы по своему разумению…» Это пролог. Будто спохватившись, авторы решили о чем-то нас предупредить.

Пролог — давняя традиция театральных представлений. Персонаж, вышедший на авансцену перед нераскрытым занавесом, адресуясь к публике, настраивал ее на нужный лад. Вот-вот начнется действие — на сценические подмостки будут вознесены для всеобщего обозрения людские страсти, трогательные сюжеты, трагедийные или комические события. Внимайте им умом и сердцем! Пролог — это обещание: авторы дают клятву поделиться с нами без утайки всем, что есть у них за душой. Пролог — предупреждение и просьба: сейчас-сейчас, однако не спешите, начинающийся рассказ о жизни героя, может, и забавен, да не прост, требует к себе доброго расположения и внимания, несуетливой вдумчивости, сердечной отзывчивости.

Тем временем мы успели узнать в симпатичном и странном конторском клерке Мак-Кинли известного артиста Донатаса Баниониса,— его участие в фильме должно бы без особых предупреждений дарить нам встречу с серьезным искусством. В молодом человеке, глашатае пролога, а затем уличном певце, мы узнаем Владимира Высоцкого,— этот актер и певец

(автор и исполнитель собственных песен) также не нуждается в дополнительных рекомендациях. Вступительный титр картины назвал сценариста — это Леонид Леонов, один из крупнейших писателей нашего времени. И поставлен фильм режиссером Михаилом Швейцером, чьи прежние произведения создали ему прочную репутацию художника, пристально всматривающегося в человеческие души и судьбы.

Опытные кинематографисты, конечно, доверяют зрительскому «разумению», но авторским прологом готовят нас к непривычному зрелищу, к непростой картине, просят учесть и понять, как труден в жизни и в искусстве долгий путь познания. И первым делом предрекают немалые трудности своему герою, мистеру Мак-Кинли, маленькому человеку, который проницательностью и дальновидностью не отличается и житейским разумением не больно силен. Он может затеряться среди миллионов ему подобных. Если мы не будем внимательны. К нему. И к себе.

Начали! Пошли!.. Несметные людские толпы потекли во всю ширь экрана — кинокамера вырвалась на просторы реального мира, пересекая границы, фиксируя бытовые подробности. На разных улицах разных городов разные лица мелькают в гуще — и всюду рабочее утро, общность торопливого движения к заводским воротам, к конторским столам, всюду схожие заботы, повседневное бремя людских тревог. Пролог смыкается с продолженным действием, и голос уличного глашатая-певца раздается над скоплениями безвестных тружеников, каждого из которых искусство готово вытащить из безвестности, ибо здесь каждый достоин того: «…ты жмешь на педали, работаешь везде и делаешь все, что положено делать человеку. Ты всем нужен, друг!.. Все на тебе держится, понял?»

Это сказано о нем, о Мак-Кинли. Это сказано каждому из нас. На свой лад изображает фильм дела и мечты рядового человека, на свой лад рассказываетисторию «одного из толпы», отвергая стойкие заблуждения: «…не верь, что ты маленький человек, никому не верь, кто скажет такое», — нам открыто преподнесена концепция личной ответственности человека за судьбу всего общества. Известная и справедливая мысль утверждается заново и воспринимается по-новому, когда произведение искусства ведет нас своим путем сквозь перипетии бытия и лабиринты фантазии, по бесчисленным, гулким и тихим улочкам неисчерпаемой человеческой души.

Вслед за миллионами тружеников и в ногу с ними отправился на службу одинокий клерк Мак-Кинли — двинулся по громыхающей улице какого-то западного города, свернул в тупичок-переулочек к собственному микроавтомобильчику. Остановился на мгновение у бензоколонки, где стал свидетелем каждодневного происшествия. Толстяк Рокси, хозяин бензоколонки, начиная свой трудовой день, наградил пинком мальчонку, который прислуживает у него в лавке,— паренек выронил метлу и растянулся на асфальте. Доброму клерку непереносимо видеть детскую обиду, да помочь он ничем не может. И он только посмотрел на Рокси укоризненно и бессильно. А тот ответил постоянному покупателю презрительным взглядом.

Эта немая сцена намеренно напоминает эпизод из фильмов раннего Чаплина. И в съемочной группе Швейцера мальчика, который сыграл крохотную роль подручного в лавке грубияна хозяина, называли Кутан, по имени того, кто некогда прославился в знаменитой ленте «Малыш». Роли не равноценны, но масштабы задач соизмеримы. Вместе с Мак-Кинли мы еще не раз остановимся у бензоколонки, пожалеем обиженного мальчика, вспомним о немом кинематографе и в конце концов разгадаем и эту деталь в причудливом контрапункте режиссерского замысла.

Пока что на экране сменяют друг друга сцены жизни мистера Мак-Кинли. Странные сцены, странная жизнь — необычная картина Леонова и Швейцера построена на крайних эстетических принципах; ее действие погружено в реальную действительность — ее фабула сплетена из фантастических событий. Фильм снят в доподлинной среде, воссоздаваемой с максимальной конкретностью, но тут же претворяемой в условный и обобщенный образ места и времени.
Словно все, что мы видим, и впрямь могло случиться где-то в западном мире. На экране в реалистически очерченных обстоятельствах свершается нечто невероятное, немыслимое с позиции обыденной логики, но вполне убедительное как художественная метафора, истинное в своей нравственной (или безнравственной) сущности.

Порой создатели фильма надолго оставляют своего героя, будто сторонние оказии захватили их внимание. Есть, скажем, в фильме неторопливая вставная новелла об удивительном изобретении, которого в действительности не было и быть не могло. С усмешкой повествуется о том, как некий Кокильон, талантливый химик, стал временной жертвой открытого им же коллоидного газа, в атмосфере которого может неограниченно долго храниться любое вещество и живое существо. Законсервированный в нем человек порче не подвержен и годам не подвластен. Сатирический образ Кокильона острыми штрихами шаржа рисует Виктор Сергачев, а повествование об этом персонаже далеко не сразу пересекается с историей главного героя.

Есть в фильме самостоятельная сюжетная линия, твердо прочерченная другим героем — миллионером Сэмом Боулдером. Его роль в общем замысле весьма значима, а рассказ о нем на первых порах тоже кажется попутно пристроенным. Однако, как выяснилось впоследствии, это именно он, Сэм Боулдер, промышленный магнат, нашел практическое применение диковинному газу Кокильона — задумал не без выгоды
сальватории — обители спасения, подземные многоэтажные усыпальницы, где беглецы из современности, пребывая в вековой летаргии, покойно дожидаются лучших времен. Покинуть мир — охотников мало. Но ежели с комфортом, да с жизнью не расставаясь, и оставляя позади беды и страхи несовершенного общества, — желающие найдутся. Сальватории популярны.

«Новым спасителем человечества» величают обыватели Сэма Боулдера. В этой роли последний раз перед кинозрителями появляется замечательный артист Борис Бабочкин, создавший поистине поразительный образ. «Спаситель» в его исполнении — умнейшая бестия, прожженный делец, спекулирующий на страхе, на вере, на жажде счастья, пророчествующий циник, бесцеремонно играющий миллионами жизней.

К судьбе скромного мистера Мак-Кинли чудеса и аферы имеют прямое отношение, хоть не впрямую соединены персонажи и ситуации в сложной конструкции фильма. У бедного клерка в безумном мире нет причин благодушествовать и благоденствовать. Его страшат экономические потрясения, гибель Природы, жестокие и массовые случаи насилия, ежеминутно творящиеся в современном капиталистическом городе. Мир холоден, безжалостен к нему, эгоистичен.

За окнами его уединенной квартирки багровым пламенем ада вспыхивает реклама — сальватории Боулдера напоминают о себе, завлекают, прячут от настоящего, гарантируя будущее. Оглянемся — увидим, что Мак-Кинли и свою квартиру в сальваторий превратил: пытается укрыться в ней от бурь времени, одинокий, мечтающий о любви, тоскующий о детях. Однако обстоятельства ввергают его в такие бездны, где добрым чувствам места нет. А он всего лишь человек, ему ведомы желания, искушения, страдания, он из тех, кому свойственно ошибаться.

Он пытается отречься от любви (в роли его любимой— Жанна Болотова). Влюбленный в славную девушку Пегги Беттл, он будет уклоняться от встреч с ней. Мак-Кинли не забыл, как гибли дети в годы мировой войны. Мало сказать, он видел это — он был участником войны, и, похоже, гнетет его комплекс вины за погубленные, непрожитые детские жизни. Нет, он не вправе заводить детей. Нет, он не верит в возможность семейного счастья,— коллоидным липким газом стелется вокруг смертный ужас.

Нежданное искушение явится ему в облике эксцентричной старухи миллионерши (роль миссис Шамуэй сыграла Ангелина Степанова). Он вознамерится зарубить топором и ограбить старуху. Злой умысел несообразен его натуре, и авторы не ищут поступкам героя психологических обоснований — рисуют его подлое намерение как социально обусловленный факт. В мире, где многое стало противоестественным, преступное покушение Мак-Кинли, обставленное трагикомическими ляпсусами,— это-закономерный и чудовищный кризис, ломка характера.

И третья женщина вдруг окажется на его перепутьях — уличная девка, исстрадавшееся существо с растоптанной, но не убитой душой (эпизод, отлично исполненный Аллой Демидовой). Он поманит жалкую потаскушку бегством в сальваторий, представит соблазном уход из мира — и получит отпор… Пестрой чередой проходят перед зрителем события жизни героя, их невозможно и не нужно пересказывать. Тихий конторский служащий вступит в спор с богом и с дьяволом — отринет ветхую мораль религии, отшатнется от гнусных наваждений. Всяко придется ему. Но’ он человек — с него многое спросится.
В фильмах Михаила Швейцера всегда складывались интересные актерские ансамбли, но, пожалуй, никогда еще режиссеру не приходилось, подбирая исполнителей, ориентироваться на столь необычный замысел, потребовавший сочетания разноплановых актерских индивидуальностей. В литературе известна традиция многосложного повествования, где полнокровный реалистический характер можно состыковать с гротеском, повернуть к назидательной притче, непротиворечиво связать, скажем, зарисовку уличной сценки с открытым философским размышлением. В кино это тоже возможно, однако не все опробовано. «Бегство мистера Мак-Кинли»— это поучительная попытка изобрести такой кинематографический жанр, так построить картину, чтобы в ней очевидная условность не разрушалась бытовой подробностью, чтобы правдой ведущей художественной идеи объединялись лирические, прозаические, фарсовые, публицистические элементы.

В фильме свободно и не в одном стилистическом ряду сосуществуют персонажи, чье экранное бытие неоднородно: кто-то врастает в изображаемую среду, кто-то держится остраненно, а то и вовсе может выключиться из действия, оставив за собой декорацию, как тот уличный певец, чьи слова мы слышали в начале картины. Кстати, именно уличный певец наделен в фильме прямыми «размышлениями вслух», его публицистические призывы и философские песенки, по сути демократические, по форме простецкие, непосредственно обращены к зрителю.

Баллады, сочиненные и исполненные Владимиром Высоцким, дают ключ к пониманию тех проблем, что мучают бедного конторского служащего и звучат как отголоски характерных для современности молодежных выступлений и диспутов. В кадре в тяжком фантастическом сне отправляется в будущее Мак-Кинли, а за кадром голос певца дразнит, издевается, тревожит: «Разбудит вас какой-то тип и впустит в мир, где в прошлом войны, вонь и рак, где побежден гонконгский грипп… На всем готовеньком ты счастлив ли, дурак?!» Так, не мудрствуя лукаво и не запутывая сложное, корректирует режиссер воспрятие злоключений главного героя картины. Так, пересекая основное действие, дает о себе знать важный, демократический слой духовной и социальной жизни.

Но отнюдь не в таком сопоставлении, а в напряженном поиске самостоятельного жизненного пути открывается зрителю странный характер и необычный образ мистера Мак-Кинли. Ведь всего важнее, какой счет предъявляет к себе он сам. А этот скромный человек исполнен сильных чувств. Он решительно отделяет себя от атрибутики потребительского общества. Он похож на князя Мышкина из великого романа — безмерной совестливостью, ранимостью, неумением приспособиться к обстоятельствам, нежеланием примкнуть к злу. Даже в тот долгий период жизни, когда Мак-Кинли бродит в потемках, пытается остановить время, заточить себя в сальватории и хотя бы этой ценой спасти определенные духовные ценности,— им движет чувство ответственности. Сильное, но, увы, слепое чувство, ибо не всегда ответственность обручена с верной социальной позицией. Тяжкий путь познания даст герою силу и зрение — вот тогда от желания не участвовать он перейдет к стремлению действовать.

Странные грезы посетят одинокого клерка. Ему привидится, как входит он в райские кущи, чарующее преддверие гигантской усыпательницы. Прочь мирские ужасы и соблазны,— обрастая Робинзоновой бородой отшельника, он дождется лучезарного двадцать первого века. И поднимется на волю — и неоглядная пустыня расстелется перед ним. Призрачные кошки промчатся мимо, стреляя наглыми глазами, сиротливые руки захлопнут крышки канализационных колодцев — жуткие следы погибшей цивилизации, багровый закат над растрескавшейся, бесплодной землей, похоронившей таких же, как он, трусливых беглецов. И, еще не проснувшись, Мак-Кинли очнется, поймет, к чему пришел, вернее, к чему едва не привел себя и человечество. Ибо, предрекал нам в прологе молодой человек, весь мир держится на таких, как он и мы, на людях труда, долга и чести.

А затем он проснется, и крепнущая надежда проснется вместе с ним. Его надежду изображают авторы в конце картины, теперь уж не фантазируя, а всматриваясь в реальность. Рядом с Мак-Кинли— это явь, это живая, любящая его душа— разбудившая его Пегги Беттл, теперь-то он с ней не расстанется. Занялся новый день — они вдвоем вышли из дому, двинулись мимо бензоколонки, и в который раз Мак-Кинли стал свидетелем того, как жестокий хозяин бьет мальчишку, не способного себя защитить. И, конечно же, наш герой ныне не останется печальным свидетелем: он наказал хозяина и защитил мальчонку. Так наводили порядок славные герои давних немых кинолент, Мак-Кинли не нарушил традиции народного искусства, первая добродетель которого — жажда социальной справедливости.

Добро торжествует в финале, но в объеме художественного факта, который не может быть произвольно укреплен. Это справедливость в размер фигуры главного героя. Скромный мистер Мак-Кинли действует по своему разумению. И отныне не спрячется от настоящего. Жить ему, работать, любить, ненавидеть, бороться — в той действительности, что его окружает.

Л. Рыбак

Опубликовано 05 Дек 2012 в 21:58. Рубрика: Статьи про кино и не только. Вы можете следить за ответами к записи через RSS.
Вы можете оставить отзыв или трекбек со своего сайта.